Понаехавшие: что думают о Казахстане сбежавшие от войны

После того как в России было объявлено о проведении частичной мобилизации, то есть с 21 сентября, в Казахстан прибыло 837 тыс. россиян. По данным Комитета по миграции Министерства труда и социальной защиты населения, республику покинуло 780 тыс. граждан РФ. Сейчас в нашей стране находится 298 тыс. россиян, из них 30 тыс. официально работают – они имеют зарегистрированные трудовые договоры на электронной бирже труда и РВП, пишет Qostanay.TV со ссылкой на издание Казахстанская правда.

Точка невозврата

Уроженка Улан-Удэ политолог и журналист Евгения Балтатарова – основатель общественного объединения «Точка невозврата» по оказанию помощи релокантам. Она приехала в Казахстан в начале весны прошлого года.

– Когда, опасаясь преследований за свою антивоенную позицию, я уезжала из Бурятии, то самым близким маршрутом оказался рейс Иркутск – Ташкент, – рассказывает Евгения. – Первоначально планировала просто выехать из страны куда угодно, а потом уже на месте сориентироваться что делать дальше. В Ташкенте переночевала, а на следующий день созвонилась со знакомым и вылетела в Казахстан. Вашу страну я тоже рассматривала как промежуточную: передохнуть и двинуться дальше – в Южную Корею или Турцию. Но немного осмотревшись, поняла, что мне лучше остаться здесь. Казахстан привлек меня близос­тью менталитета, отсутствием языковых проблем – можно говорить на русском без опасений, что тебя одернут, а жизнь не так дорога по сравнению с Турцией или Южной Кореей.

В Астану я прилетела перед 8 марта, здесь было еще холодно, лежал снег. Честно скажу, до этого я смутно представляла, что такое Казахстан, зато была куча предубеждений. Мне казалось, что это не очень развитая среднеазиатская страна со скромным уровнем жизни, и так как основная религия ислам, то права женщин попираются, и так далее.

Действительность оказалась другой. Выяснилось, к примеру, что банковский сектор, цифровые и другие сервисы (электронная коммерция и торговля) развиты гораздо лучше, чем в России. То же самое можно сказать и о граж­данских институтах. Я познакомилась со многими представительницами феминистского движения и людьми, занимающимися защитой гражданских свобод, гласности и права человека на самовыражение. В России лет 10–15 назад было то же самое. И если там все это скатывается непонятно куда, то в Казахстане, надеюсь, будет развиваться только в лучшую сторону.

Не скажу, что в России все сплошь озлоблены, но Казах­стан находится сейчас на такой стадии развития, когда люди друг другу все еще доверяют, присутствуют душевность и открытость. Здесь ни разу не было такого, чтобы мне кто-то не помог, не ответил на вопрос, злобно посмотрел, не то сказал. Не думаю, что это из-за того, что с первого дня меня здесь принимают за казашку. Знакомые русские друзья тоже говорили, что местные, видя, что они приезжие, спрашивали, не требуется ли помощь. Много доброты было со стороны взрослого населения, они относились к ребятам с жалостью, проецируя, видимо, происходящее на своих детей.

– Вы сейчас помогаете обустраиваться другим россиянам, переехавшим в Казахстан. С какими проблемами приходится сталкиваться чаще всего?

– Первый вопрос, который встает перед уехавшими в другую страну, – на что здесь жить? Мне повезло: я приехала раньше других, когда ажиотажа не было. На сайте headhunter.ru нашла одну работу, потом другую, сейчас работаю с людьми, с которыми была знакома раньше, и плюс в рамках недавно созданной общественной организации «Точка невозврата» помогаю другим россиянам.

Не думаю, что у этих людей есть какие-то иждивенческие настроения. Казахстан не выплачивает пособия беженцам, крутиться приходится самому. Многим, особенно тем, кто приехал в мобилизационную волну, трудоустроиться с оформлением всех документов, то есть «по-белому», трудно. Чтобы как-то прожить, люди работают в теневом секторе или же дистанционно в России. Есть такие, кто вообще не работает, – живет на доходы, поступающие от аренды квартиры в своей стране.

Мы делаем попытки выходить напрямую на крупные компании, в первую очередь на те, которые передислоцировались из России. Им, возможно, нужны специа­листы, знающие российский менталитет. Некоторые идут навстречу, другие предлагают работу на общих основаниях. В любом случае главным актором трудовых отношений является работодатель. Многие предлагают работать без входных документов.

Релоканты, эмигранты, или беженцы, как их еще называют, идут на это не потому, что не хотят платить налоги Казахстану, а потому что выбирать им не из чего. Я знаю людей, которые хотели бы работать официально, но пока такие шансы есть только у обладающих высокой квалификацией и опытом. К ним, к примеру, относятся айтишники, врачи и специалисты-технари. Поэтому хотелось бы обратиться к казахстанским работодателям с призывом быть более ответственными перед своей страной – налоги должны платить все сотрудники.

«Точка невозврата» организует сейчас курсы повышения квалификации для людей, чья профессия оказалась здесь невостребованной. К ним, например, относятся планировщики в IT-сфере. В Казахстане такая профессия тоже нужна, но в компаниях считают, что обойдутся без отдельного планировщика. И мы пытаемся помочь найти таким людям более приземленную профессию. Курсы английского языка организуются нами с той же целью: чтобы люди легче мог­ли найти работу в международных компаниях.

Все как везде: чтобы легально получить высокооплачиваемую работу с хорошим соцпакетом, нужно иметь ценность как профессионал. Поэтому важно, чтобы россияне могли пройти в Казах­стане на общих условиях государственные курсы. Сами мы это полноценно сделать не можем. У «Точки невозврата» ресурсов мало, а здесь сейчас находится около 250–300 тысяч россиян. Люди едут в основном молодые, готовые обучаться, – средний возраст 22–25 лет. Если бы они имели возможность научиться чему-то дополнительно, то могли бы найти работу на законных основаниях не только здесь, но и дистанционно, или же уезжать в другие страны.

– А что из себя представляет «Точка невозврата»?

– Это вольное объединение некоторых россиян, которые имеют опыт политической деятельности и работы в общественных организациях. Наша задача – стать связующим звеном между казахстанским обществом, властями страны, релокантами и беженцами, которых будет все больше.

Первая волна – это примерно 800 тысяч человек, часть из них осела в Казахстане, остальные уехали либо обратно, либо в другие страны. Вторую волну мы ожидаем со дня на день. Мобилизация в России будет объявлена обязательно. Хорошо, если этого не будет, но наверняка придется столкнуться со случаями массового нелегального перехода границ, так как у очень большого количества россиян, например бывших военнослужащих и силовиков, появились запреты на выезд из страны.

По нашим прогнозам, в Казах­стан прибудет миллион или даже больше человек. Кроме юридического содействия при оформ­лении документов, помощи в поисках работы и жилья, оказания медийной поддержки, в этот раз, возможно, потребуется гуманитарная помощь. Осенью, когда люди бежали в Казахстан, было еще тепло, а сейчас зима, если будут очереди на границе, то нужно будет, я думаю, привлекать какие-то межгосударственные гуманитарные организации, чтобы люди не замерзли в буквальном смысле.

– Чего нам ожидать от релокантов в перспективе? Они все станут пацифистами?

– Российское общество в основном инертное, неопределившееся, сомневающееся. Максимум, что люди, возможно, думают: «Не все так просто и однозначно». Как сейчас они бегут от войны, так же стараются избегать и политики. Это, мол, грязное дело. Когда в обществе такая инертность воспитывалась десятилетиями, то сказать, что люди бегут с какой-то определенной установкой, сложно. Но мы не рассматриваем истории релокантов и беженцев с точки зрения морали или политических воззрений, мы помогаем и дезертирам, и даже бывшим участникам боевых действий.

Самое главное – когда человек вырывается из привычной ему среды, где со всех сторон слышится одно и то же. Сомневающийся и не имеющий своего мнения человек, а таких много, видит, что за границей неприемлемо клеить, к примеру, буквы Z на стекло автомобиля. Даже в Казахстане, который в отличие от, к примеру, стран Балтии считается более или менее лояльным к нынешней России, чувствуется другая среда.

Задача «Точки невозврата» – в том числе и реполитизация сограждан. Я часто говорю, что будущее России зависит от Казахстана. Так как здесь много наших людей и есть свободные от пропаганды условия, то имеется уникальная возможность вырастить пассионарное ядро, которое сможет научить других своих сограждан мыслить по-другому. Интересоваться, в частности, политикой и ходить на выборы. И если нам удастся хотя бы десятую часть из 300 тысяч россиян, проживающих сейчас здесь, сделать гражданскими активистами, то у России есть шансы на будущее.

– А кто вообще едет в Казахстан?

– В основном жители городов, образованные люди. На наш взгляд, позитива от них больше, чем негатива. Ценность этих людей ведь не только в том, что они заполняют ниши, где требуются необходимые в вашей стране редкие профессии. Они, снимая квартиры, покупая товары, тратясь на сферу услуг и развлечений, увеличивают денежный оборот. В других странах это видно сразу. В Армении в прошлом году ожидался рост экономики на 1,6 процента, но за счет релокантов и беженцев составил 13 процентов.

Казахстан гораздо больше и по количеству населения, и по объему экономики, и по денежному обороту, поэтому эффект от привнесенных извне денег, конечно, будет не таким быстрым. По официальным данным, с начала 2022 года в Казахстан въехало около двух миллионов человек, это 1⁄10 часть населения страны. Большинство из них использовали Казахстан как транзитную зону, но часть своих денег они оставили здесь. Мощных нагрузок на социальную инфраструктуру (поликлиники, детские сады, школы и так далее) мы также не видим, ведь люди едут в основном молодые, здоровые, не семейные. Также нет данных о повышении криминогенности. Мы это отслеживаем.

Но я понимаю чувства казах­станцев в плане психологического дискомфорта. Если даже большая экономика Казахстана пока не чувствует позитивного момента, то, конечно, простые люди – тем более. Если вы не арендодатель, то в общем-то ничего хорошего от наплыва граждан из другой страны не видите. Но прошло несколько месяцев после этого наплыва, и цены если и не вернулись на домобилизационный уровень, то значительно снизились.

Я сама снимаю квартиру и эти моменты вижу очень четко. Кроме того, есть еще эффект инфляции: идет удорожание всех услуг и товаров вне зависимости от «понаехавших». На это влияет и война, и мировой кризис. Рос­сияне, которые бегут, повторюсь, влияют только на стоимость аренды, и то только на короткий срок.

– Вы ожидаете более миллиона россиян в Казахстане. А где они, извините, будут жить?

– Думаю, их наплыв нам удастся нормально разрулить. Уже сейчас в Астане и Алматы действует несколько шелтеров. Это в том числе результат коммуникации активистов-эмигрантов из России с властями Казахстана. Возможно, со временем будут открыты большие пункты размещения, чтобы не одни только частные квартиры выполняли эту роль. Россиянам (едут в основном люди со средним доходом) ведь тоже дорого снимать жилье за тысячу долларов, а в Алматы доходило и до двух тысяч. Думаю, что справимся.

И еще раз: эмоции казахстанцев нам вполне понятны. Какие же это, мол, беженцы, ведь в самой России нет войны? Мы не собираемся упрекать их за это, разве только попытаемся убедить, что люди просто хотят спасти свои жизни, иначе либо на фронте погибнут, либо им самим придется убивать кого-то. Поэтому мы просим проявить сострадание, гуманность и не судить строго тех, кто терпит гуманитарную катастрофу.

– Мы заметили, что пере­ехавшие в Казахстан в лучшем случае идут на контакты на правах анонимности…

– Конечно, единого рецепта нет, но у большинства людей одно желание – спрятаться, чтобы спастись. Я уже сказала, что в России общество аполитизированное, там в «лучших традициях тоталитарного государства» все друг друга в чем-то подозревают. Я могу позволить себе быть более открытой в общении, потому что не подлежу мобилизации, моя работа как общественника-журналиста предполагает пуб­личность. Все другие считают, что раз им удалось уклониться от мобилизации, то лучше затеряться, не привлекать к себе лишнего внимания, тем более в России за это собираются ввести уголовное наказание.

Это особенно обострилось после нашумевшей истории с экстрадицией на родину российского офицера Михаила Жилина. К сожалению, он и его жена рассекретились и стали публичными только после того, когда встал вопрос о депортации. Это (пуб­личность) была уже последняя мера, которая могла его спасти. Если бы семья начала делать это раньше, то, может быть, нам и удалось бы помочь Михаилу.

– Ваша организация взаимодействует с властями Казахстана?

– Пока только на уровне личного знакомства при решении каких-то вопросов или через казахстанские правозащитные организации, в первую очередь с директором казахстанского Международного бюро по правам человека и соблюдению законности Евгением Жовтисом. Но «Точке невозврата» хотелось бы выходить самостоятельно на представителей власти на уровне юридического лица, которым мы, надеюсь, скоро станем.

Родина не разочаровала

30-летний житель Омска Талгат Абишов переехал в Казахстан после объявления мобилизации, хотя готовился к этому давно.

– У меня такое чувство, что я не страну, а город поменял, потому что никогда себя этническим казахом, проживающим в России, не считал и не считаю, – говорит он. – Мои предки никуда не переезжали – они испокон веков кочевали в тех местах, откуда я переехал, – Омск и Омская область.

Пока вида на жительство не получил, только РВП на год – разрешение на временное проживание. С жильем все в порядке, я собирался переехать в Казахстан или другую страну еще до всех этих событий. 24 февраля ускорило процесс – я купил квартиру в Астане.

По профессии я инженер металлообрабатывающих станков и комплексов, окончил Омский технический университет, но по специальности проработал совсем немного. Пока на работу устроился временно, можно сказать, неофициально. Во-первых, РВП я получил только что, во-вторых, зачем работодателю нанимать человека без гражданства, подавать куда-то какие-то документы, уведомлять миграционную службу, если я куда-то выеду?

На исторической родине меня ничего не разочаровало. Документы оформлял легко, в местный социум влился тоже без проблем. Единственная загвоздка – родной язык хотелось бы знать лучше. Строить большие планы пока не получается, сейчас все быстро меняется. Ближайшая задача – сделать ремонт в квартире.

Про весь Казахстан сказать не могу, но Астана – современный город, который активно застраивается и развивается. Очень мне здесь нравятся ЦОНы. Когда началась мобилизационная волна и приехала масса россиян, они на ходу, буквально за две недели, все модернизировали и перестроились. Чтобы получить ИИН, уже не нужно ходить за ним, просто приходит SMS. Ну и, конечно, мне нравится, что в Казахстане много улыбчивых лиц, здесь люди вообще доброжелательные.

Не боюсь ли я, являясь все еще гражданином России, второй волны мобилизации? Нет, не боюсь. Выехавшие из страны исчисляются сотнями тысяч. Если начнут разыскивать каждого, то система не выдержит, начнется просто хаос. Ну и, самое главное, – я казах, который вернулся на свою историческую родину.

Никакой ксенофобии

У 40-летнего Рената (фамилию парень не стал называть) из Башкортостана еще недавно была хорошая работа в сфере международных перевозок. Это единственное, что держало его в родном Салавате. Родители умерли, семьей, детьми и квартирой мужчина не обзавелся. Поэтому ему проще было уехать с «насиженного места», чем семейным друзьям.

– Мобилизация застала меня не в родном городе. Я поехал навестить тетю в Уфу. Узнав последние новости, экстренно выехал домой, уволился с работы, собрал чемодан и купил билет на поезд до Петропавловска, откуда планировал добраться до Астаны.

Здесь мне друг забронировал номер в гостинице. Правда, цена в те дни поднялась в два раза – 20 тыс. тенге за сутки. Цены на квартиры тоже вмиг подскочили. Поэтому перебрался в комнату в хостеле, где таких, как я, было 12 человек. Еще через неделю вместе с новым знакомым удалось уже снять комнату на левобережье за 270 тысяч тенге.

Первые дни я ждал, что кто-нибудь скажет: «Зачем ты приехал сюда? Езжай обратно!» Но этого не случилось. Таксист в самом начале моего пребывания в Астане спросил, кто я и чем занимаюсь, а также поинтересовался, готов ли я выполнять «черновую» работу. Учитывая, что у меня не было особого выбора, рассматривал и такой вариант. Хотя я окончил Ульяновский государственный университет (бывший филиал МГУ) и на родине в своей сфере был квалифицированным и востребованным специалистом.

Я жил в стране, где много людей нерусской национальности. Нам приходилось как-то уживаться вместе. В этом смысле Казахстан очень похож на Башкортостан, и мне здесь не пришлось долго адаптироваться.

Впрочем, отличия есть. В первую очередь климат. К суровым зимам пока не привык. А еще в глаза бросаются… чистые тротуары.

Открытием стало и то, что многие дома в городе топятся углем. Я сначала не мог понять, что за посторонний запах в воздухе. Оказалось, что это запах гари. Я жил в регионе, где высокий уровень газификации, и для меня это, конечно, непривычно.

Благодаря друзьям я все же нашел в Астане работу. Добрые люди помогли и с временной регистрацией. Сейчас занимаю позицию менеджера в логистической компании, получаю заработную плату 270 тысяч тенге. Одному на жизнь здесь хватает. Кстати, цены в столице Казахстана, особенно на одежду и обувь, дороже, чем в моем родном городе.

Жить и работать в Астане мне нравится. Но пока не строю долгосрочных планов. Все будет зависеть от обстановки на родине. Горизонт планирования – следующая неделя. Пока возвращаться в Россию не намерен. И хочу сказать спасибо всем казахстанцам, что даете возможность жить и работать в вашей стране.

ГАЛИЯ ШИМЫРБАЕВА, АЛЛА СЕРИКБАЕВА