«Били, били… В основном по ногам и ягодицам». Монологи жертв избиений из больниц Беларуси

«Били, били… В основном по ногам и ягодицам». Монологи жертв избиений из больниц Беларуси
Фото: tut.by

«Я до этого такой боли не знал. И не знал: если они продолжат, то умру я или не умру?» — рассказывает 20-летний Алексей. Его задержали в ночь на 13 августа, в одном из дворов во время массовых протестов в Минске. Все, что случилось потом, привело его на койку реанимации, пишет Qostanay.TV со ссылкой на TUT.by.

Сейчас парень не может встать с кровати и даже справить нужду — подключен катетер для вывода мочи. Пока мы говорим, две девушки в халатах рядом нежно гладят его по рукам и кончиками пальцев приподнимают покрывало, чтобы не причинить боли: вот что с ним натворили.

Изданию удалось пообщаться с пациентами больницы скорой медицинской помощи в Минске. Некоторые из них до сих пор в реанимации, другие сегодня смогли наконец выписаться и вернуться домой, к родным. Но впереди еще месяцы лечения и реабилитации.

Все наши собеседники, кроме одного, согласились говорить с открытым лицом, а также производить фото- и видеосъемку и разглашать диагнозы.

Мы благодарим медиков, которые все эти дни в тяжелых условиях, часто рискуя своей собственной жизнью, спасают людей — на какой бы стороне противостояния пациенты ни оказались. И благодарим докторов за то, что они позволили нам услышать голоса этих людей.

Если вы не уверены, что готовы это читать, — лучше не читайте.

Алексей Курачев, 20 лет

Диагноз: закрытая легкая ЧМТ, сотрясение головного мозга. Ушиб мягких тканей и тканей правой скуловой области. Кровоподтеки левой и правой надбровной областей, мягких тканей правого и левого бедер, левой ягодичной области. Травматический шок 2-й степени.

«Это было в ночь на 13-е августа в районе Комаровского рынка. Я мирно шел с людьми, кричали «Жыве Беларусь». И тут кто-то сказал: едут автозаки. Бегу во двор, а там школа… Меня во дворах задержали. Там мой преподаватель по биологии живет…

И вот один мне завязывает руки, а еще несколько омоновцев бегут, и один мне по лицу прописывает с ноги. Другой — дубиной. Люди из окон кричат: «Что творите!», а они говорят, типа, «они вам скоро коктейли Молотова в окна будут кидать».

Бьют и ведут к автозаку. И начинается со мной диалог: «Зачем ходишь?». Говорю, хотел, чтобы демократические выборы в стране проходили, без фальсификаций. А они говорят: «Хочешь к пенд***м присоединиться?». Говорю, я не хочу к ним, ребята, к пенд***м, я хочу демократические выборы. Один мне говорит: «Лучше бы ты не попадался. Ты не представляешь, что тебя ждет».

Я был один на весь автозак. Они меня всем автозаком обрабатывали. Избивали все, кто там был — человек 8 или 10, полностью экипированных. Здоровые такие. Принимают несколькими ударами, я падаю лицом в пол. Сказали «руки за голову» — и начинают месить меня. Бьют везде, бьют-бьют-бьют.

Это было очень долго, думаю, примерно час, может больше. С перерывами на то, что меня выводили и пробовали узнать, кто мой «координатор». Ну и били, били… В основном по ногам и ягодицам. Потом сказали: «Надо его подстричь, он п***р какой-то». Ну и берут меня за волосы, отрезают волосы. Сказали «жри». Я говорю: «Мужики, я не хочу жрать». В итоге я их себе в карман джинсов положил, там и остались.

Достают телефон, читают сообщения. Постоянно угрожают изнасилованием. Палку мне тычут между булок, «сча петушком тебя сделаем».

Можешь их молить, можешь не молить — они продолжают тебя бить. И я их просил, мол, мужики, ну не бейте. Они бьют по одним и тем же местам, лупят. Я говорил: «Мужики, я понял вашу позицию, я только мирно собирался протестовать». А они: «Ты что, камни в нас собирался кидать?». А я никаких камней, никаких коктейлей Молотова не кидал, даже не собирался.

Вытаскивают из автозака, трусы на мне порвали. Встречает нас какой-то боевик. Такой матерый, и говорит: «Ну что, будешь расстрелян!». Я говорю: «Мужики не расстреливайте меня. Я ничего такого не хотел вам сделать».

Отводят меня еще к какому-то мужику. А у них навязчивая мысль, что мне кто-то заплатил или что я под наркотой. Постоянно об этом спрашивают. Им, по ходу, так объяснили про всех, кто протестует. Выискивали, кто у меня информаторы или координаторы. Я говорю: «Мужики, у меня нет никакого координатора». Но они в это не верят. И тут говорят: «Ну все, мы тебя сейчас заведем». И это были еще цветочки.

Дальше ведут меня, это было у стелы, к автозаку другому. И тут я слышу вопли. Лютые вопли. «Вот, — говорят, — там один жирный, сейчас ты на его месте будешь». Захожу туда, говорю: «Мужики, я уже полностью осознал свою вину, не трогайте меня». Ну их это, конечно, не интересует.

Они избивают парня, просто люто месят. По ходу, с Серебрянки привезли. Мне несколько раз влупили и положили в конце автозака. А пацана бьют-бьют, бьют-бьют, лупасят просто нещадно. Он говорит: «Мужики, я уже кричать не могу», а они отвечают: «Ну так не кричи». И продолжают его бить.

Потом пацану что-то совсем хреново стало, его из автозака вытянули. И я понимаю, что меня сейчас то же самое ждет. Начинают лупасить. А меня уже в предыдущем автозаке, в принципе, отлупасили максимально. И меня по тем же местам бьют. Я ору, я визжу. Боль просто невыносимая. Но их это не интересует. Я понял, что больше не могу кричать.

Я просто замолчал. Бьют-бьют, бьют-бьют, бьют-бьют, бьют-бьют. В какой-то момент останавливаются и говорят: «Так, мужики, он, по ходу, от болевого шока откинулся». Я уже не мог говорить, до этого тот боевик мне по уху прописал, я мямлил что-то, говорить не мог. Понял, что уже не могу реагировать ни на что.

Они говорят: «Лешка-Лешка». Я молчу.

Они меня облили водой и выкинули на бетон. Я в этот момент понимаю, что если сейчас буду двигаться, то этот ад продолжится. Не двигаюсь. Меня поливают холодной водой, я на асфальте. Думаю, хоть бы менингит не подхватить.

Примерно через 25 минут приезжает скорая. Доктор, думаю, понял, что я в сознании, но говорить этим не стал. Мне сразу капельницу вкололи и увезли. После этого я отрубился и очнулся в больнице.

Какая-то такая история…

(…) Я до этого такой боли не знал. И не знал: если они продолжат — умру я или не умру?

— Как долго вас избивали?

— В такой момент время относительно… (…) Во втором автозаке, на стеле, ребята были абсолютно глухи к каким-то словам. Ты можешь визжать, молиться — все что угодно, но их это абсолютно не интересует. Они нацелены тебя убивать. И насиловать.

Еще гимн заставляли петь в автозаке. Говорить «я люблю ОМОН». Короче, изощрялись. Абсолютно беспощадные люди. Я так понимаю, ОМОН должен принимать особо опасных преступников, например террористов, вооруженных. Они используют беспощадные меры, невозможно терпеть такую боль. Реально просто невозможно. Это невыносимая боль, и они ее применяют просто к людям.

Слышал от доктора, что девушку привозили сюда, и ее тоже грозили изнасиловать.

— Вам вызвали скорую только после того, как подумали, что вы отключились?

— Да, только когда подумали, что я помер.

Максим Сальников, 34 года

Диагноз: сочетанная травма, закрытая легкая ЧМТ, сотрясение головного мозга. Ушиб мягких тканей затылочной области и грудной клетки. Закрытая травма живота. Разрыв 3,4 сегментов печени.

— На проспекте Рокоссовского вышел в магазин за сигаретами. Зашел за угол дома. Из-за кустов вылетели. Они уже стояли со щитами. Смотрю, бегут ко мне, а я один был. И говорю: «Не-не, все нормально ж!». Все равно положили и начали избивать. Залили газом.

Потом закинули в машину, там избивали. И когда в РУВД привезли, там еще пару раз дали. Это, в принципе, все.

Максим умолкает. И очень долго смотрит перед собой. Сложно описать, что в этом взгляде.

— Вас избивали прямо на улице?

— Да.

— Сколько по времени?

— Минуты три.

— По чему били?

— По печени.

— Можете сказать, с какой травмой вы здесь находитесь?

— Частичный разрыв печени.

— Вам сделали операцию?

— Да. Позавчера вечером. (…) Третьи сутки я здесь.

— Как вы сюда попали?

— Из дома вызвал скорую.

— То есть вы после избиения вернулись домой и вызвали?

— Да.

Александр Альховский, 21 год

Диагноз: закрытая сочетанная ЧМТ, сотрясение головного мозга. Пневмомедиастинум. Подкожная эмфизема шеи. Множественные ушибы, ссадины мягких тканей головы, туловища, левой конечности.

Меня задержали в ночь с 11 на 12 августа на Горецкого, 73. Там люди собирались, а я шел во двор. Микроавтобус с сотрудниками ГАИ заехал вперед. И побежали, повалили на землю, били дубинкой и пинали ногами.

Потом загрузили в бус и долго катали, долго, около часа, двух-трех, я не знаю.

В бусе самом применяли силу физическую. Потом куда-то привезли и по «коридору» пропустили — дубинками, ногами со сторон пинали.

В РУВД уже все хорошо было, физической силы не применяли. То есть мы просто ждали. На улице положили лицом в землю. Спрашивали, у кого были какие-то деньги при себе — типа, заплатили тебе за митинг, условно говоря, 20 долларов? Какие-то провокационные вопросы задавали.

Через сутки нас отвезли на Окрестина, где я был осужден. Потом по состоянию здоровья меня вывезли оттуда в больницу.

— Почему вас забрали в больницу?

— Сотрясение мозга, гематома на бедре, ушибы множественные. С дыхательными путями была какая-то проблема: скопился воздух в бронхах, было трудно глотать, дышать, голос немного изменился. Делали КТ, УЗИ, все проверяли.

— Еще раз можете уточнить, кто вас избивал?

— Сотрудники ОМОНа, как я понял. В черной одежде, масках. Кто конкретно — не скажу, по фамилии мне никто не представлялся. Ну и номеров микроавтобуса не скажу, даже марку не вспомню.

— Сколько человек вас избивали?

— Двое. Сначала один бил по ногам, потом подбежал второй. Но в самом бусе я лежал головой в пол, прятал под сидушку, чтобы не отбили, ведь руки застегнули за спиной. Я не смотрел, сколько их было в микроавтобусе. По разговору, человека четыре, может больше.

— Вам что-то при этом говорили?

— Матерились, угрожали расправой физической. Вплоть до чуть ли не летальных исходов. Задавали такие вопросы: кто тебя купил, кто тебе оплатил?

— Вам только с Окрестина вызвали скорую?

— Да, там я обратился к врачу. Показали на меня, сказали: «Будем госпитализировать».

Со мной на Окрестина человек 30 ехало, из них, может, двое уехало в больницу. Вроде еще забирали людей. Говорят, много парней, которых избили так «хорошо». В целом, к медикам обращалась масса людей.

[Для меня] вроде все закончилось нормально. Нормально относительно…

А эти — молодые ребята. Молодые все. 20−25 лет, 30. Мои ровесники.

— Которые вас задерживали?

— Да, которые задерживали. Ведут какие-то дела те, кто постарше, — просто с какими-то бумагами работают, скажем так.

— Как нашли вас родные?

— Позвонить не дали, никто им не сообщал. Искали сами. Когда скорая ехала, фельдшера попросил позвонить, и он любезно согласился. А там позвонить — нет, написать — не дают. Так и держат. Были люди, которые по трое суток сидели — так и не позвонили. Вплоть до того, что люди не ели. Воды только дают. И парни сидели трое суток в РУВД, их просто некуда было везти.

— Сколько вы пробыли на Окрестина?

— Сутки в РУВД и сутки там.

— Вас кормили? Давали пить?

— Покормили, дали пить, как положено. В тот день все тихо прошло, приходило много адвокатов и будто какие-то журналисты. Говорили, что из-за этого все так тихо.

— Живущие по соседству от изолятора люди сообщали о жутких криках по ночам. Вы это слышали?

— Ночью я не слышал стонов. Но те люди, которые провели там сутки, говорили, что приходят, по спине бьют и по ногам. Меня лично не били. Условно, сутки провел, сказать не могу.

Пострадавшие от действий силовиков в БСМП Минска ENG SUBS